О книге «Люди февраля» (Москва, Воймега, 2013).
«Дружба народов», 2014, 3
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 3, 2014
Лилия Газизова. Люди февраля. — М.: Воймега, 2013.
Эта замечательная, по-моему, строчка — из новой книги Л. Газизовой «Люди февраля».
Чем меня заинтересовала живущая в Казани поэтесса с цветочным именем Лилия? Прежде всего — редкой сейчас в потоке модной остраненности и метафорической затуманенности — искренностью поэтического высказывания и — неожиданным жестом, за которым не только темперамент, но и как будто на твоих глазах случившееся переживание.
Вот вроде бы совсем простое, короткое стихотворение. Верлибр, как и все остальное в этой книге:
Я думаю о том, какие мысли
В голове у очень толстого ребёнка.
И часто ли ему бывает грустно…
Я думаю, что толстого ребёнка
Намного чаще обижают,
Чем худого.
Ещё я думаю о том,
Что в каждом из нас
Плачет толстый ребёнок.
Плачет, плачет… Это стихи из тех, которые должны были быть написаны. Может быть, красивее, в рифму, мелодраматичнее… А зачем? Здесь и так все есть. Этакая стволовая клетка поэтического высказывания — бери ее и клонируй целую драму в стихах, только опять — зачем?
Кстати, эти стихи для поэтессы отнюдь не умозрительны. Наоборот, почти биографичны, безусловно, прочувствованны — не потому, что была толстой (чего нет, того нет), а потому, что много лет проработала детским врачом. Будучи поэтом.
А сейчас — почти теоретическое отступление (от правил рецензии).
Свободный стих или верлибр в русской поэзии — тема непростая. Рифменные возможности в русском языке, в отличие, например, от французского (с фиксированным ударением на последнем слоге), далеко не исчерпаны. Розы могут рифмоваться не только с морозами, но и с розгами, и с ризами, и, уж конечно, с росами… Кроме того, рифма может быть вообще мерцающей, как в «Слове о полку Игореве», и тем более осмысленной и яркой.
Мне больше других нравится определение рифмы, сформулированное Андреем Черновым: «метаморфоза смысла при сходстве звучания» (это, впрочем, только про хорошие рифмы). А значит, рифма должна (или хотя бы может) быть и волшебством, и чуть ли не шаманством (с чего и начиналась) — не только шпаргалкой для лучшего запоминания строчек.
Но если говорить о верлибре, тут дело далеко не столько в отсутствии рифмы. Верлибр отсекает и даже выжигает каленым железом традиционные ямбы и хореи. И здесь бы ему сказать спасибо — надоели эти укачивающие та-та-та-та. Когда еще Пушкин писал: «Четырехстопный ямб мне надоел»! Однако в русской поэзии появился и развивается дольник или акцентный стих, который успешно преодолевает «укачивание» и ставит авторскую интонацию поверх размера (можно сказать и — поверх барьеров). Этот путь кажется самым плодотворным.
Верлибры же по-русски, как и по-французски, по большей части умозрительны. Они как правило формулируют некую мысль — кстати, Эйнштейн, например, говорил, что у него за всю жизнь мыслей было всего две (общая и частная теория относительности)! А вот настроение — вещь заразительную и склоняющую к присоединению, пойманное в силки слов тонкое ощущение, без чего, по-моему, поэзии просто не бывает, большинство доныне написанных русских верлибров не передают.
Большинство, но — не все. Вспомните блоковский верлибр «Она пришла с мороза раскрасневшаяся…».
Мне кажется, этим блоковским путем в своих верлибрах пытается идти Лилия Газизова. Она хочет уловить, зафиксировать и передать те мгновенные ощущения, которые, в сущности, и составляют жизнь, во всяком случае — жизнь души. Это невероятно сложно. И, кстати, тут рифмы и уже как бы заранее заданный размер могут сильно помешать, толкнуть на инерционный путь. Поэтому — вопреки инерции — она и пишет верлибры, не потому что рифмовать не умеет (у нее выходили и вполне «традиционные», с зарифмованными стихами книжки). Иногда получается лучше, иногда хуже. Но это так в любом деле, тем более — в литературе. И вот — вчитайтесь:
Стать стрелкой на часах
Казанского Кремля
Клавишей Delete
Мирового компьютера
Выскальзывающим из рук
Дымчатым портсигаром
Западающей клавишей си-бемоль
Утренним бесцветным мраком
Всеми собаками мира
Очками Exte на родной переносице
Безвольным сердечным клапаном —
Всем что угодно
Лишь бы не Лилией Газизовой
Здесь, по-моему, замечательны: и «родная переносица» (экое отстранение души от собственного или близкого — не важно! — тела и при том сочувствие ему), и «безвольный сердечный клапан» (ведь действительно нашей волей он не управляется, а жаль!), и желание стать «всеми собаками мира». Но еще замечательней нежелание быть… Нет, не собой, а той, за кого тебя «держат», принимают или числят. Той, кто для большинства людей исчерпывается именем-фамилией-внешностью.
Кстати, процитированные стихи озаглавлены — «Настроение». В общем, для Газизовой это петушиное слово — могло быть и не названным.
Неудачи, кажется, в ее очень жен-ских, но и вполне антропоморфных верлибрах подстерегают ее только там, где настроение вдруг пропадает. Или — выпархивает, не ловится. Но это у нее случай не частый. К умозрительности или к интонационному (уже верлибровому!) однообразию Лилия Газизова не склонна.
А вот как вам такие стихи про любовь, где нет ни этого слова, ни страданий-придыханий:
Куришь неловко,
И дым сигаретный
В глаза попадёт тебе.
Смешно щуришься…
Что же, придётся мне
Дым отгонять от тебя…
Как и прочие неприятности.
Нужны ли еще здесь какие-то слова или изящные рифмы, чтобы передать и чувство, и состояние, и — где-то в глубине — боль?
Хочется пожелать Лиле Газизовой: пусть еще не раз поймает для нас, читателей, то, что в унылой повседневности мы не ловим и не осознаем.
Будем читать, ждать и надеяться.
______________
Link for original :
https://magazines.gorky.media/druzhba/2014/3/v-svoej-ezhednevnoj-strane.html
Recent Comments